отдамся в руки хорошему футболисту
Жаль, что я не курю: мне бы не помешало расслабиться. Рентгеновский щит внутри меня отражает не только вес попытки рассуждать здраво, но также и фантазировать. Мне не хватает трех языков, чтобы выразить то, о чем я думаю. Видимо, пришло время учить четвертый.
Жаль, что я не умею рисовать. Мне бы хотелось нарисовать буквы, образованные двумя переплетенными телами, а потом сложить из них несколько слов, понятных только мне одной. Если бы я могла, то нарисовала бы южный город, расположенный в заливе Средиземного моря. Пусть оно будет синее-синее и такое глубокое, чтобы и дна не было видно. На берегу я нарисую две музыкальные ноты в лоскутных кепках и щуплого мужичка в оранжевых очках, жующего чипсы. Он очень чужеродно будет смотреться на этой картине, но, с другой стороны, он ведь как орегано в каждой тарелке супа - всегда рядом. Вдалеке будут гореть огни ночного города, утомленного жарой, а через пролив полетит синий автобус. Наверное, эта картина будет выглядеть абсурдной, как и все сюрреалистическое, но зато очень понятной мне, великому художнику.
Как и у всех великих художников, у меня будет мания величия. Я буду устраивать пафосные выставки с дорогими фуршетами и звездными гостями. Но будет одна картина, которую никогда не увидит высший свет - эта.
Она будет висеть в гостиной над камином, и я каждый буду смотреть на нее так, будто она еще не закончена. Все новыми и новыми штрихами я буду дополнять ее, меняя то цвет моря, то расположение фигур, то время суток. Картина будет расти, и в одни прекрасный день перестанет быть просто холстом, расписанным акриловыми красками.
И вот тогда я поставлю к стене стремянку, поднимусь на пару ступенек и сделаю свой самый главный в жизни шаг вперед.
Жаль, что я не умею рисовать. Мне бы хотелось нарисовать буквы, образованные двумя переплетенными телами, а потом сложить из них несколько слов, понятных только мне одной. Если бы я могла, то нарисовала бы южный город, расположенный в заливе Средиземного моря. Пусть оно будет синее-синее и такое глубокое, чтобы и дна не было видно. На берегу я нарисую две музыкальные ноты в лоскутных кепках и щуплого мужичка в оранжевых очках, жующего чипсы. Он очень чужеродно будет смотреться на этой картине, но, с другой стороны, он ведь как орегано в каждой тарелке супа - всегда рядом. Вдалеке будут гореть огни ночного города, утомленного жарой, а через пролив полетит синий автобус. Наверное, эта картина будет выглядеть абсурдной, как и все сюрреалистическое, но зато очень понятной мне, великому художнику.
Как и у всех великих художников, у меня будет мания величия. Я буду устраивать пафосные выставки с дорогими фуршетами и звездными гостями. Но будет одна картина, которую никогда не увидит высший свет - эта.
Она будет висеть в гостиной над камином, и я каждый буду смотреть на нее так, будто она еще не закончена. Все новыми и новыми штрихами я буду дополнять ее, меняя то цвет моря, то расположение фигур, то время суток. Картина будет расти, и в одни прекрасный день перестанет быть просто холстом, расписанным акриловыми красками.
И вот тогда я поставлю к стене стремянку, поднимусь на пару ступенек и сделаю свой самый главный в жизни шаг вперед.